Как бы ни были разноречивы полученные к настоящему времени данные, очевидно, что в последние годы тема сексуального насилия, которому ребенок подвергается в семье (child sexual abuse) становится едва ли не самой популярной в исследованиях по семейной проблематике и приобретает не только психологическое, но и социальное звучание. Так, хорошо известен тот факт, что открытие некогда замалчиваемой проблемы инцеста повлекло за собой изменение закона о лишении родительских прав в Соединенных Штатах Америки, благодаря чему любые действия родителя или заменяющего его лица, квалифицированные экспертами как сексуальные домогательства, эротическая стимуляция или интимный контакт, влекли за собой ограничение общения с ребенком вплоть до полной сепарации с правом свиданий под контролем третьего лица. Большинство исследователей сходятся в том, что результатами пережитого в детстве сексуального насилия, так называемыми “отставленными эффектами травмы”, являются нарушения Я-концепции чувство вины, депрессия, трудности в межличностных отношениях и сексуальные дисфункции (B.Bernstein [41], D.Jehu [37], C.Cahill [27], [28]). Особое внимание в настоящее время уделяется феномену нарушения физических и эмоциональных границ как последствию насилия, пережитого в детстве, в результате которого травматический опыт хронифицируется. Вторжение влечет за собой нарушение отношений с собственным телом, которое включает не только изменение позитивного отношения к нему, но и искажение телесной экспрессии, стиля движений. И все же главным последствием детской сексуальной травмы современные исследователи считают “утрату базового доверия к себе и миру”, препятствующую формированию психотерапевтического альянса и, таким образом, затрудняющую терапевтическую работу с этой группой клиентов. Следует отметить, что до сегодняшнего дня одной из основных дискуссионных и далеких от разрешения проблем в этой области остается проблема идентификации знаков сексуальной или иной травматизации, или, иными словами, диагностика наличия фактов насилия в анамнезе. Действительно, в литературе существуют указания на то, что некоторые жертвы инцеста частично или полностью амнезируют травмирующее событие. Особенно вероятно, что это произойдет, если факт насилия имел место в довербальном периоде жизни ребенка и относился к категории раннего опыта, о котором “невозможно рассказать словами”. В этом случае сексуальная травма, будучи ”пере-живаемой” и находя выражение (и в этом смысле — высказывание) в различных симптомах, не является “знаемым”, то есть осознаваемым событием. С этим положением, однако, спорит английский психоаналитик, много лет занимающийся проблемами психотерапии жертв инцеста Peter Dale, утверждающий, что, в соответствии с его обширным клиническим опытом, подавляющее большинство пострадавших от сексуального насилия в детстве всегда имеют осознанные воспоминания о травмирующем событии. Лишь небольшая часть из них обладают частичным знанием об инцесте, но в этих случаях присутствуют так называемые “возвратные воспоминания” о факте насилия, неподконтрольные сознанию [45]. С точки зрения P.Dale, проблема заключается не в отсутствии осознанных воспоминаний, а в тех трудностях, с которыми клиент сталкивается, пытаясь рассказать терапевту об инцесте. “Чувство стыда, страх встречи с собственным гневом, виной, тошнотой, ожидание от терапевта отвращения, недоверия, отвержения препятствуют этому,” — пишет P.Dale (там же, с. 458). Кроме того, по данным ряда авторов, приводимых у C.Cahill et. al. [27], многие жертвы сексуального насилия вообще не связывают свои психологические проблемы с фактом инцеста. Таким образом, материал, касающийся насилия, пережитого в детстве, может быть по той или иной причине недоступен терапевту, причем на это указывают и последователи психодинамической школы, и специалисты в области экзистенциальной терапии, и когнитивисты. Каковы же пути для решения этой проблемы? Отметим на наш взгляд наиболее удачные и перспективные предложения, существующие в литературе на сегодняшний день. Так, анализ данных анонимных социологических опросов позволил Herman и Hirschman в 1981 году выделить и описать основные “группы риска” в отношении сексуального насилия, пережитого в детстве [34]. Представительницы этих групп (данное исследование касалось женщин — жертв инцеста), как считают авторы, должны быть обязательно опрашиваемы относительно наличия фактов насилия, так как вероятность, что таковые имели место, в этих группах намного выше среднестатистической. Авторы исследования выделяют следующие группы: женщины — жертвы хронической сексуальной и/или физической травматизации во взрослом возрасте (например, пострадавшие от нескольких изнасилований или жертвы так называемого домашнего насилия, а также женщины, демонстрировавшие в детстве и подростковом возрасте такое девиантное поведение, как побеги из дому); женщины, страдающие от алкогольной или наркотической зависимости; женщины, чьи матери страдали от тяжелого соматического заболевания или длительно отсутствовали дома; усыновленные или взятые на воспитание третьим лицом в раннем детстве. Тщательная регистрация и дальнейшее изучение специфики поведения и характерных особенностей ведения беседы тех консультантов, чьи клиенты рассказывали о фактах насилия, позволили Josephson и Fong-Beyette [38] сформулировать основные правила, помогающие специалисту идентифицировать наличие сексуальной травматизации в детстве. Авторы рекомендуют: напрямую спросить о наличии фактов насилия в детстве; использовать специализированный структурированный опросник, реконструирующий ранний сексуальный опыт; упомянуть, что симптомы, проявляемые клиентом, у других клиентов спровоцированы инцестуозным опытом; сформулировать в процессе беседы четкое определение инцеста; спросить клиента о самом приятном и самомом неприятном опыте детства; настойчиво исследовать историю жизни клиента на предмет наличия в ней фактов насилия. Нам представляется, что помимо таких прямых, “лобовых” методов, значительную роль в диагностике фактов насилия могли бы сыграть проективные, в частности, рисуночные методы, дающие возможность “рассказать о невысказанном” невербальным способом. Кроме того, очевидно, что методы, предлагаемые Josephson и Fong-Beyette, требуют виртуозного владения техникой клинической беседы и в руках непрофессионала могут стать источником дополнительной травматизации. Мы имеем в виду феномен, обсуждение которого приняло в современной западной литературе широкий размах и открытие которого вносит дополнительные нюансы в проблему идентификации фактов насилия, пережитого в детстве. Речь идет о “синдроме ложной памяти” (False Memory Syndrome, FMS), обнаруженном британским психоаналитиком J.Freyd [49]. Имеется в виду феномен возникновения у взрослого человека в процессе психодинамической психотерапии воспоминаний о совершенном над ним в детстве сексуальном насилии, в котором виновен один из родителей. При этом к FMS относятся только те случаи, когда воспоминания возникают впервые в жизни и родители, да и вся социальная и психологическая ситуация развития ребенка, полностью отрицают возможность насилия. В настоящее время причиной возникновения FMS считается низкая компетентность или неаккуратность психотерапевта, например, бессознательно демонстрирующего желательность таких воспоминаний. Иногда стремление клиента соответствовать ожиданиям терапевта так велико, что он с готовностью “продуцирует” такие воспоминания. Возможность возникновения ложных воспоминаний продемонстрировали исследования Loffus и Harvey (1993), моделирующие подобную психотерапевтическую ситуацию. В них специально проинструктированные терапевты рано или поздно добивались возникновения FMS у клиентов, в качестве которых в этих исследованиях выступали студенты, обучавшиеся психоанализу. И снова обнаруженный феномен ставит перед исследователями новые вопросы скорее, чем дает ответы на уже поставленные. Величайшей сенсацией и важнейшим открытием назвал И.С.Кон [5] происшедшее в последние годы развенчание мифа о том, что эбьюз, и, в частности, инцест имеет место только в социально неблагополучных семьях. По мнению Кона, именно этот миф заставил З.Фрейда назвать “фантазмами” то, что в действительности происходило в состоятельных венских семьях конца прошлого века. Совращение несовершеннолетних, сексуальные домогательства существуют и всегда существовали на всех социоэкономических уровнях, считает И.С.Кон. С этой точки зрения можно поставить под сомнение ложность возникающих у клиента воспоминаний, так как можно предположить, что психотерапевт, обнаруживающий воспоминания об инцесте, и встречающийся с родителями пациента, чтобы прояснить ситуацию, скорее, по сложившейся традиции, поверит респектабельным родственникам, нежели “больному”, пришедшему за психотерапевтической помощью. Итак, ответить сегодня на вопрос о наличии или отсутствии в анамнезе клиента факта насилия чрезвычайно затруднительно до тех пор, пока он сам не сообщит об этом, да и после этого у терапевта остается вопрос ”верить – не верить”. Не умаляя важности этой проблемы и отмечая необходимость развития психодиагностического аспекта в изучении эбьюза, зададимся вопросом: а так ли необходимо для помогающего специалиста знать о действительном наличии факта насилия? И одна из позиций по этому вопросу, определившихся в последние годы, гласит – нет, не надо. В задачи психотерапевта не входит идентификация наличия или отсутствия фактов насилия, это, скорее, находится в компетенции специалистов иного профиля. Не стоит для терапевта и вопрос “верить или не верить клиенту”. Значение имеет лишь тот факт, что некие события в жизни человека, обратившегося за помощью, имеющие отношение к раннему детству, были запечатлены как насилие, в том числе и сексуальное; и если в интрапсихической реальности субъекта существуют переживания (и воспоминания!) такого рода, значит, психотерапевту неминуемо придется работать с его последствиями, независимо от того, что происходило на самом деле (Е.Т.Соколова, [21]. На наш взгляд, данный подход является гуманистическим, “человеко-ориентированным” в широком смысле этого слова, так как сконцентрирован прежде всего на собственной внутренней реальности человека, его переживаниях, в противовес методичному, по крупицам, восстановлению действительной истории жизни, традиционно принятому в классическом психоанализе.
How to Stop Missing Deadlines? Follow our Facebook Page and Twitter
!-Jobs, internships, scholarships, Conferences, Trainings are published every day!